Я говорю: «Да ну его! Это же сущая мартышка и очки!» — и вы знаете, что речь идет о человеке, который не умеет пользоваться ценностью, попавшей ему в руки. Вы слышите выражение «Демьянова уха» — вам ясно, что речь идет о навязчивом гостеприимстве. Если вспомнить одного только И. А. Крылова, придется занять страницы и страницы перечислением метких, острых, неизгладимых, как печати, словечек, которые составляют его дар нашему языку: «И, полно, что за счеты», «А вы, друзья, как ни садитесь…», «Кукушка хвалит петуха…», «Лебедь, рак да щука», «Римский огурец»… Им нет конца и края…

А Н. В. Гоголь? «Тридцать тысяч курьеров», «Я за вами — петушком, петушком…», «Селифан и Петрушка», «Дама приятная во всех отношениях», «Брать взятки борзыми щенками», «Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать…» Я мог бы продолжать этот список без предела.

Точно так же и современная наша советская литература постоянно снабжает живой язык новыми фразеологическими материалами: «Ваше слово, товарищ маузер», «К мандатам почтения нету», «Нигде кроме, как в Моссельпроме!», «Что такое хорошо и что такое плохо» В. Маяковского, длинный ряд отдельных выражений из поэм и стихов А. Твардовского, особенно из «Василия Теркина», составляет ее все время растущий вклад. Мы то и дело выхватываем эти сочетания слов из того окружения, в котором они когда-то дошли до нас, меняем их значение, приспосабливаем их к тем обстоятельствам, в которых сами находимся, и поступаем с ними так же, как поступаем с отдельными словами: мы ими говорим. А раз это так, то не может быть и вопроса, как полезно, как необходимо действительно свободно и сознательно владеть всем этим богатством.

Правда, в этой книге вы найдете значительно меньше сращений, рожденных в новейшие времена, чем древних, и это вполне понятно. Современные литературные сращения-образы вы привыкаете узнавать и применять со школьной скамьи: вряд ли кто-либо затруднится сообразить, что означает выражение «кто первый сказал „э“?» или «Слон и Моська», — всем нам близки и понятны и «Ревизор» Гоголя, и чудесные крыловские басни. Иное дело, если где-нибудь, в какой-либо повести или романе, вы наткнетесь на таинственные слова: «Он прикидывался сущей казанской сиротой» — или прочтете в «Евгении Онегине», что Ленский был «возвращен своим пенатам». Без объяснений вы будете долго недоумевать — чем «казанские» сироты отличаются от «горьковских» или «астраханских»; что такое «пенаты» и как можно быть «возвращенным им»? Естественно, что в таких особо затруднительных случаях помощь нужна в первую голову, а случаи эти как раз и связаны прежде всего с древними фразеологическими целыми, особенно с иноязычными и с теми, которые состоят из слов, давно уже не употребляющихся в языке порознь.

Мы постоянно говорим про бездельника, что он «бьет баклуши», про болтуна, что он «точит лясы». Когда-то в языке кустарей, ложкарей и столяров слова эти имели точное, конкретное значение: «баклуши» — куски дерева, из которых вырезали деревянные ложки; «лясы» — то же, что «балясы» — фигурные точеные детали старинных перил.

Но ведь сейчас никто не говорит: «Я купил двести ляс» или «Хорошие липовые баклуши бьют у нас в колхозе». И разгадать значение этих слов — и прямое и переносное — очень трудно.

Точно так же нелегко нам управиться с гомеризмами и библеизмами: поди дознайся, кто был тот «Аред», чьи «вeки» (возраст) служат символом долголетия; не так просто разобраться в бесчисленных образах Гомера: вспомни, с кем и с чем связан рассказ о «троянском коне» или же об «ариадниной нити»!

А книга, подобная этой, должна помочь вам в таком затруднительном положении.

Вот, собственно, и все, что следовало сказать перед тем, как вы начнете читать ее.

А

У Александра Сергеевича Пушкина в незаконченной поэме «Родословная моего героя» сказано:

Что значит странное выражение «аб ово»?

По-латыни «аб ово» — «от яйца», но ведь это ничего не объясняет. А объяснение есть.

Древние римляне начинали свои пиры с вареных яиц, а заканчивали их фруктами. У них сложилась поговорка «от яйца до фруктов», означавшая: «всё с самого начала до конца». Позднее вторая часть выражения забылась, а «аб ово» стало значить «с самого начала». Так надо понимать и пушкинские строки: «Начнем с самого начала: мой герой вел свой род от варяга Одульфа».

Впрочем, с течением времени римские поэты придумали для этого своего выражения немало других, уже чисто сказочных объяснений.

Жил-был в древней Элиде, рассказывается в древнегреческой легенде, царь Авгий, страстный любитель лошадей: три тысячи коней ржали в его конюшнях. Однако стойла, в которых содержались лошади, никто не чистил в течение тридцати лет, и они по самую крышу заросли навозом.

По счастью, на службу к царю Авгию поступил сказочный силач Геракл (у римлян он звался Геркулесом), которому царь и поручил очистить конюшни, что не под силу было сделать никому другому.

Геракл был столь же хитроумен, сколь и могуч. Он отвел в ворота конюшен русло реки Алфея, и бурный поток за сутки вымыл оттуда всю грязь.

Греки причислили этот поступок к самым славным подвигам Геракла и воспели наряду с другими его одиннадцатью подвигами (см. «Геркулеса подвиги»), а выражение «авгиевы конюшни» стали применять ко всему запущенному, загрязненному до последнего предела и вообще для обозначения большого беспорядка.

Греческая легенда, рассказывающая об очистке Гераклом Авгиевых конюшен, прожила века; мы и сейчас часто говорим, допустим, так: «Ну, чтобы очистить авгиевы конюшни в твоем шкафу, нужен гераклов труд!»

Итак, это крылатое выражение уродилось давно и далеко, в Древней Греции. Скоро вы увидите, что из того же источника — греческих мифов — мы получили немало и других крылатых выражений.

Католическая церковь принудила великого итальянского физика и астронома Галилея (1564–1642) отречься от учения Коперника о том, что Земля подвижна, что она вращается вокруг Солнца, а не Солнце вокруг Земли. Перед лицом смертельной опасности семидесятилетний мудрец отступил.

Но народ не поверил, что это случилось. Сложилось предание, будто, произнеся отречение, старый ученый в ярости топнул ногой и воскликнул: «E pur si muove!» — то есть, если переводить дословно: «А все же она движется!»

Так это было или не так, но упрямое восклицание пережило века. Оно значит теперь: «Говорите что хотите, я уверен в своей правоте!»

Был у средневековых католиков забавный обычай. Когда церковь решала канонизировать, то есть признать, нового святого, устраивали диспут между двумя монахами. Один всячески восхвалял умершего «мученика» или «угодника»; это был «адвокат божий» («адвокат» — от латинского слова «адвокаре»: призывать на помощь). Другому же поручалось доказывать, что канонизируемый немало грешил и не достоин такого высокого звания. Этот-то спорщик и назывался «адвокат дьявола».